Николай
Реутов
«Друг мой Колька.» — был такой фильм в моем детстве. И у меня есть друг Колька, Колян. Николай Реутов.Крепкая фигура, хитрый, нахальный взгляд, маскирующий нежнейшую душу.
Круглая, лысая башка, которую я целую на удачу каждый раз перед началом работы.
Обожаю смотреть, как он творит. Мычит что-то, бубнит, как шаман, считает, отстукиват ему только слышимые доли, глаза внутрь, тело двигается так, словно запутывает и распутывает невидимую музыкальную паутину этот чертов паук, не кровожадный ни разу. Потом в перерыве чай, разломанная шоколадка, специально для него приготовленная, и упоительный треп, и счастливые лица артистов, довольные, во-первых, что общаются с таким мастером, и что могут передохнуть от взрывающей мозг Реутовской хореографии во-вторых.
Мы дружим давно. Году в 89 познакомились, благодаря Ольге Филипповне Клемановой, на одной совместной работе, и потом в 90-е долго бултыхались порознь, как те лягушки. По счастью, каждый взбил свой кусок масла и не утонул. Встречались на случайных халтурах, концертах, от ДК до бандитских ресторанов, и восхищала меня всегдашняя его, ненасытная жажда учиться.
Мы дружим давно. Году в 89 познакомились, благодаря Ольге Филипповне Клемановой, на одной совместной работе, и потом в 90-е долго бултыхались порознь, как те лягушки. По счастью, каждый взбил свой кусок масла и не утонул. Встречались на случайных халтурах, концертах, от ДК до бандитских ресторанов, и восхищала меня всегдашняя его, ненасытная жажда учиться.
Всегда! Везде! Когда же, наконец, у меня появмилась возможность создать свой, самостоятельный спектакль, конечно, никаких других имен быть не могло, только Реутов. И было наслаждение под названием «Собака на сене», когда они со Светланой Самородовой вручную создавали это чудо, изнурительные репетиции, ругань, слезы, жуткая, счастливая усталость, прогоны, сдача и премьера!
И потом пьяные ночные вопли на Невском, и Коля, останавливающий лошадь и всадницу, с твердым намерением посадить в седло Самородову… С тех пор мы не расстаемся. И снова, когда я затею очередную постановку, я позвоню тебе, и мы буем сверять наши графики, я соберу труппу, приготовлю черный шоколад и чай, и ты войдешь, переобувшись в класс, и скажешь «Здравствуйте, господа артисты.Начнем.»
Мы все, артисты, режиссеры, художники и балетмейстеры, мы, на всю голову больные театром люди, живем сначала ожидая и предвкушая, а потом храня в душе эти упоительные мгновения любви и творчества, которые дарует Бог очень редким людям — Творцам! Один из них — друг мой Колька.
И потом пьяные ночные вопли на Невском, и Коля, останавливающий лошадь и всадницу, с твердым намерением посадить в седло Самородову… С тех пор мы не расстаемся. И снова, когда я затею очередную постановку, я позвоню тебе, и мы буем сверять наши графики, я соберу труппу, приготовлю черный шоколад и чай, и ты войдешь, переобувшись в класс, и скажешь «Здравствуйте, господа артисты.Начнем.»
Мы все, артисты, режиссеры, художники и балетмейстеры, мы, на всю голову больные театром люди, живем сначала ожидая и предвкушая, а потом храня в душе эти упоительные мгновения любви и творчества, которые дарует Бог очень редким людям — Творцам! Один из них — друг мой Колька.
Сергей Шалагин
